Единственный свидетель - Бог: повести - Страница 27

— Нет, верно. Но у меня было ощущение, что Красинский любит прихвастнуть.

— Да, — согласился господин Володкович, — но бескорыстно.

— Жалею, что перебил вас несущественным вопросом, — сказал я. — Вы говорили, что Северин ушел…

— Да, он ушел, — повторил Володкович, проводя ладонью по глазам. — Мы с Томашем побрели в дом… А было это времени… ну, за полчаса до вашего приезда. Но вот что, вы, надеюсь, поймете. Я офицеров пригласил… Конечно, был умысел: вдруг вашим постам попадется — уже какое-то знакомство. Но я и сам офицер, хотелось поговорить…

Воображение мое оживляло рассказ господина Володковича, наиболее интересным фактом из которого я счел возвращение Томаша в дом вместе с хозяином. Я решил уточнить, что делал Томаш в последующее время.

— Мы прошли на кухню, — объяснил Володкович. — Там жарилось и варилось; мы посмотрели, зашли в столовую — там мыли, накрывали, ну, как обычно… потом спустились в погреб, я сам отобрал вина, он в этом ничего не соображает. У меня прежде был управляющий, тот все понимал, но — вор. Я его выгнал. Томаш неискусен в экономике, однако не дурак и старателен…

Господин Володкович вдруг пожал плечами, словно удивившись, зачем он рисует мне качества своего слуги, и замолчал. Минуту мы провели в молчании.

«Вы утром высказали сомнение: не убийство ли? — сказал Володкович. — И я склоняюсь думать именно так. — Володкович остановился и пристально посмотрел мне в глаза: — Я хотел бы… Я дорого заплачу тому, кто откроет мне имя убийцы». — «Вы делали такое предложение исправнику?» — спросил я. «Нет! И не сделаю». — «Отчего?» — «Не могу, — сказал Володкович. — Лужин… Есть правила и для него… Он вовсе не глуп, но как лицо должностное…» «Однако он знал, что Северин — повстанец?» — «Знал, — согласился Володкович, — но у него свои интересы…»

— А если убийца принадлежит к вашему дому? — спросил я. — Если он — в близком кругу? Может быть, для вас лучше не проникать в эту тайну?

— Я не люблю быть околпаченным. Ни в одном деле, — гневясь, сказал Володкович. — И особенно в этом деле. Мне легче будет пулю пустить в висок, чем знать, что кто-то радовался, превратив нас… меня!.. в марионеток своей подлой затеи, что смеялся надо мной, когда я плакал: «Сынок, зачем ты ушел от нас!» Приезжают соседи: «Матка свента! Северин! Кто мог ожидать! Такой жизнелюб! Отважное сердце!» — а я вынужден лгать: «Несчастная любовь!»

— Убежден, что вы понимаете, — сказал я, — что как лицо, ведущее следствие, я обязан доверять фактам. — Володкович согласился. — Факты же таковы, что тень подозрения ложится на всех. На всех людей усадьбы. Даже на вас. — И я высказал свой взгляд на его интересы.

— Поместье родовое, — ответил Володкович, — тут жили мои предки, оно мне дорого. Но сгори оно огнем, чтобы из-за него я дьяволу душу продал.

— А вы с Михалом и Людвигой совещались? Какое их мнение?

— Глупость, — поморщился Володкович. — Они считают, что Северин сам себя застрелил. А я не принимаю — он не мог. Не мог!

— Что ж, господин Володкович, — сказал я. — Наши желания совпадают. Я тоже хочу узнать преступника. У меня к нему есть и личный счет. Надеюсь, вы подскажете всем своим, и особенно Красинскому, проявить откровенность.

Володкович кивнул.

— И последний вопрос, — сказал я, — почему вы мне доверяетесь?

— Бог его знает, почему одним людям веришь, другим нет, — ответил Володкович. — Вы — боевой офицер, кавалер креста святого Георгия. Я так думаю: какая вам честь мстить человеку, уже покинувшему свет… Или за его грехи мне… Да и сложилось, что я вынужден вам рассказывать; я посвящать ни вас и никого другого не хотел. И я чувствую, вы — порядочный человек. Ведь не могут все офицеры не сознавать наших обстоятельств. Я сам служил и убедился: в армии много людей, сочувствующих постороннему горю. Земля слухом полнится, что и сейчас, в нашем крае, объятом мятежом, иные офицеры входят в понимание чужих судеб. Они заслуживают особой благодарности.

XXVIII

Красинский пришел на свидание весьма раздраженным.

— Господин Володкович объяснил мне, — сказал он, — что вы должностное лицо. Это верно?

— Верно, — ответил я.

— Знаете, господин штабс-капитан, я так не умею, — сказал Красинский, — и учиться не хочу. Между нами неприязнь, мой долг вам не возвращен, а вы вдруг себя возвеличиваете, чтобы вопросы мне задавать. Я понял так, что даже предстоит как бы отчитываться перед вами?

— Верно, — повторил я. — Господин Володкович считает, что Северин убит. Вы этому противитесь. Почему бы?

Красинский опешил:

— Как противлюсь! Это его мнение. Мое иное. И никакой связи… Уж не подозреваете ли вы, что я убил Северина?

В ответ я предложил прогуляться. Мы направились к прудам. Выйдя к ним, я спросил:

— Когда последний раз вы видели Северина?

— Позавчера, — ответил Красинский. — Незадолго до вас. Это было в гостиной. Мы распрощались, и они…

— Кто? — спросил я.

— …Северин и господин Володкович ушли.

— А что вы делали далее?

— Людвига плакала — я стал ее утешать. Потом она поднялась к себе, а я вышел в подъезду — там заряжали мортирки.

Пруды и беседка остались позади. Мы пересекли лужайку и пошли кустарником.

— Куда мы идем? — спросил Красинский.

— Где-то тут, — сказал я, — был убит брат вашей невесты. Может быть, возле этого куста или вот здесь.

Красинский равнодушно взглянул на указанное место.

— Скажите, Михал знал, что вы вызвали меня драться?